Мир искусства на самом деле коррумпирован ничуть не хуже, чем какая-нибудь строительная отрасль — условия игры иные. Если в большом бизнесе все как правило решают деньги, то в культуре немаловажны знакомства и родственные связи; и вот мы видим уйму как бы творческих людей, чья состоятельность ничем, кроме как близкими отношениями не подкреплена.
Сомнений, что нужно показать в журнале именно эти работы у меня не было; главным вопросом стала форма подачи. Все-таки сегодня я буду как никогда пристрастен, показывая живопись художницы Елены Платуновой, поэтому и обойдусь без особых оценок (хотя знаю, что эта родственная связь никакого ущерба миру изобразительного искусства нанести не может).
После окончания двух школ Елена поступила в Кемеровское художественное училище — по сути и сегодня единственное в регионе образовательное учреждение, где будущим творцам помогают глубже раскрыть и заложенный природный талант, и развить то, начали делать педагоги в художественной школе. Это были предперестроечные годы — время, когда еще ничего не предвещало будущих резких перемен, наиболее остро отразившихся на представителях творческих профессий.
Художественное образование всегда заточено под академизм — педагоги стараются передавать свои знания и опыт, настоянные на классике. История изобразительного искусства, рисунок, композиция все подается с оглядкой на музейные сокровищницы; это не столько закладка знаний — попытка привить вкус.
Окончив КХУ, молодая семья решила вернуться в Юргу — брак в своем роде спас от практики распределения молодых специалистов по просторам страны. И сразу начались поиски свободных вакансий, благо художники тогда были востребованы не так, как сейчас — все оформительские работы делались от руки, о дизайне, сварганенном за ночь на компьютере, речи быть, разумеется, не могло. Для Петра соответствующая должность быстро нашлась, Лена же ломала голову над тем, заниматься ли и ей тоже оформительским делом или же пойти преподавать в школу. И тут в ее жизни внезапно нарисовался музей.
Музей детского изобразительного искусства народов Сибири и Дальнего Востока в те годы тоже только делал свои первые, но отнюдь не робкие шаги — будучи единственным музеем такого формата за Уралом, он сразу оказался в центре внимания. Его сотрудникам тогда было одновременно и легко и тяжело — культура финансировалась не по остаточному принципу, как сейчас, но во многом приходилось становиться новаторами. Музейная педагогика в восьмидесятых лишь набирала обороты и учреждения работали не только в формате выставочных залов — был активизирован мощный образовательный процесс, нацеленный прежде всего на детей, а в Юрге, в силу специфики формата, звезды сошлись вдвойне.
Молодому специалисту Елене Платуновой сразу было предложено проявить свои педагогические способности — в музее был учрежден клуб «Палитра», где ученикам младших классов предлагалось поиграть в художников, но не так, как это делается в обычной школе; без оценок, без домашних заданий, без обязательного посещения уроков.
Здесь, как мне кажется, Лена немного лукавит. Сейчас уже можно смело говорить о наличии художнической династии Платуновых — дочь Анастасия пошла по стопам родителей, окончив сначала Новосибирское государственное художественное училище, а сегодня слушает курсы в той самой «Репке» — Санкт-Петербургском государственном академическом институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина. В этом смысле педагогическое достижение как никогда огромное — результат не абстрактный в виде чужого ребенка, здесь ты каждый день наблюдаешь не только за успехами своего ученика, но и за его неудачами.
Я знаком со многими художников, но далеко немногие из них хотели бы видеть продолжателей своего рода среди коллег — дело не только в том, что от сравнений с предками не избежать. Жизнь любого ремесленника крайне нестабильна по определению, если именно творческая составляющая выбрана основным инструментом зарабатывания средств к существованию. Самыми же страшными и опасными всегда являются провалы и взлеты вдохновения, когда, при его отсутствии, не объяснишь заказчику, почему не укладываешься в отведенные сроки.
Но так уж повелось, что художник становится художником только на выставке — до сих пор, не взирая на сетевую галеристику, действует этот проверенный временем штамп. Тем не менее в родном городе Елену знают в основном коллеги и очень узкий круг ценителей живописи — даже живя в Юрге, она не была постоянным участником множества выставок, которые постоянно проходят в разных учреждениях культуры.
Главный страх любого художника — «исписаться», начать повторять себя из работы в работу. Или внезапно обнаружить в готовом полотне уже реализованный кем-то образ — например, открытый мной недавно Дмитрий Ворсин, бесспорно, чертовски талантлив, но без неприятных сравнений с наследием «проклятого испанца с тонкими усами» все равно сложно обойтись. И с самокритикой в этом цеху, как правило, все очень плохо — каждому, кого когда-то интервьюировал, задавал вопрос о понимании собственного места в художественном мире, и каждый отводил себе не последнюю ступень. Сестра не избежала этой участи.
Абсолютно так не считаю. Моя сестра из той категории людей, которых, если хочешь добиться от них творческого результата, нужно постоянно пинать. Напоминать, заставлять, провоцировать. За скобками этого разговора она вспомнила братьев Ван Гогов — когда Тео взял на себя весь труд по продвижению работ Винсента на художественный рынок, фактически став его куратором. ...Что я и делаю сейчас.
«Шри-Ланка». | 84х43, х., м., 2009–2010 г., частное собрание.
«Прикосновение весны». | 50х38, ДВП, м., 1999 г., частное собрание.
«Туман. Триптих». | 36х14,5, ДВП, м., 1999 г., собственность автора.
«Модерн». | 90х61, х., м., 1997 г., собственность автора.
«О вечном». | 65х36,5, ДВП, м., темпера, 1999 г., собственность автора.
«Утрата». | 80,5х50, бум., м., 1995 г., частное собрание.
«Натюрморт». | 49х50, ДВП, м., 1999 г., собственность автора.
«24 июня». | 69,5х49, х., м., 1999 г., собственность автора/не для продажи.
«@». | 65x35,5, бум., м., 1997 г., собственность автора/не для продажи.
«Хейла — Боппа». | 65х45 бум., м., 1995 г., собственность автора.
«Опиум». | 28х20, х., ДВП, м., 1999 г., собственность автора.
«Междуреченск. Этюд». | 27,5x22, х., м., 1997 г., собственность автора.
«Солнечная». | 27,5х23, х., м., 1999 г., частное собрание.
«Квартет». | 21х15, бум., темпера, 1998 г., собственность автора.
«Жозефу Ньепсу посвящается». | 42х66,5, х., м., 1999 г., собственность автора.
«Дефолт». | 38х52, ДВП, м., 1999 г., собственность автора/не для продажи.
«Ласточка. Зимняя». | 43х26,5, ДВП, м., 1999 г., частное собрание.
Больше работ автора ищите на Виртузоре.
Прямая речь | И это все о ней
Директор музея детского изобразительного искусства народов Сибири и Дальнего Востока Нина Дондерфер: «Наш музей стал первым местом работы Лены после окончания Кемеровского художественного училища. И здесь же состоялась ее первая персональная выставка — это было уже очень давно.
После той выставки в течение долгого времени мне не приходилось видеть результатов ее творческого труда и, конечно, я оказалась приятно удивлена, когда посмотрела репродукции. Она стала писать в разных жанрах, научилась строить уравновешенные композиции, появилась чистота цвета.
На меня сразу произвела впечатление работа „О вечном“ — своей женской проникновенностью, проявляющейся через утонченность линий и форм, трепетной цветовой гаммой; это полотно, обнажающее суть художника. Прекрасен „Туман“.
Но больше всего меня порадовала ее неуменьшающаяся тяга к экспериментаторству, синтезированию в одном произведении языков разных стилей. Здесь наиболее ярок и выразителен, конечно, „Модерн“.
...За двадцать лет человек подрос, но вместе с безусловными успехами угадывается и недостаток стабильности в работе. Эти произведения показывают мощный потенциал, который в полной мере, увы, не раскрыт. Поэтому я хочу пожелать Лене отбросить лень и заняться творчеством, потому что в ней живет действительно очень яркий художник».
Художник Жанна Федорова: «О, Лена слишком многогранна, чтобы о ней можно было сказать парой предложений.
Ей очень повезло — она не зажата условностями, ненужными рамками, зависимостью от клиентов; у нее настоящая свобода творчества. Лена самодостаточна — и ее работы выполнены на очень высоком профессиональном уровне. И это здорово, потому что она очень творческий человек, у нее огромный талант к живописи, свое удивительное видение реальности. Это позволяет ей одинаково легко работать в разных техниках и жанрах — от монументальной живописи до дизайна интерьеров».
Галерист Олег Новиков: «Подобными творческими экспериментами я и сам занимался давным-давно, но сегодня не вижу эмоциональных посылов что-либо подобное делать. Хотя работы Елены мне очень близки — слишком широк в них спектр стилей и подходов к живописи.
Это просто эксперименты, на мой взгляд, человек ищет себя до сих пор. Хотя видны и вкус, и база, и набитая рука.
Главное в другом — таких людей стало очень мало, но то, что они еще есть, радует, подбадривает на собственные подвиги».
Педагог, художник Ирина Щербинина: «В творчестве Елены Платуновой меня приятно удивляет многоплановость. Мощный профессиональный фундамент, заложенный в художественном училище, позволяет ей свободно работать в разных техниках и жанрах. Добротность исполнения бесспорна. Очень интересны те работы, которые написаны для души, они показывают суть.
У нее есть свой стиль, ее почерк как художника узнаваем, а это говорит о мастерстве, о зрелости. Лена мыслит образами, даже в абстрактных композициях мы не угадываем, а видим конкретность. Она рассказывает зрителям свои истории. Мне импонирует, что Елена смотрит на мир не только с любовью, но и с легкой иронией».
Оригинал записи в LiveJournal
Сомнений, что нужно показать в журнале именно эти работы у меня не было; главным вопросом стала форма подачи. Все-таки сегодня я буду как никогда пристрастен, показывая живопись художницы Елены Платуновой, поэтому и обойдусь без особых оценок (хотя знаю, что эта родственная связь никакого ущерба миру изобразительного искусства нанести не может).
Творческий потенциал в каждом человеке огромный — он изначально закладывается. Но у большинства все, увы, разбивается о быт.Атмосферу художественной мастерской в доме я помню с самого раннего детства — альбомы, кисти, краски, подрамники и стоящий на кривобокой треноге этюдник заполняли часть жилого пространства; и что доказывало — здесь живет художник. До определенного момента увлечение старшей сестры меня мало интересовало (главным образом в силу так и не раскрывшегося собственного аналогичного таланта), но к моменту, когда мое восприятие реальности стало более-менее сознательным, я начал внимательно отслеживать ее творчество.
«Я в детстве вообще хотела стать геологом — благодаря школьной учительнице, география была любимым предметом. Все в классе ходили в музыкальную школу, а меня мама решила отдать в художественную. Не знаю, почему она сделала такой выбор — видимо, я хорошо рисовала в детстве, но этих моментов вот почему-то не помню. Что хорошо рисовал отец — это вспоминается. И они, наверное, посчитали, что у меня тоже получится. А главные воспоминания с художественной школой связаны с Ольгой Михайловной Загревской — ее предмет был самым любимым, она изумительный педагог».
После окончания двух школ Елена поступила в Кемеровское художественное училище — по сути и сегодня единственное в регионе образовательное учреждение, где будущим творцам помогают глубже раскрыть и заложенный природный талант, и развить то, начали делать педагоги в художественной школе. Это были предперестроечные годы — время, когда еще ничего не предвещало будущих резких перемен, наиболее остро отразившихся на представителях творческих профессий.
«Когда оканчивали КХУ, некоторые из нашего курса даже плакали — ужасно жаль было расставаться, хотелось еще получить знаний, хотя все четыре года занятия нещадно пропускались. Только с последнего курса мы начали тогда хорошо учиться — в училище пришел питерский выпускник „Репки“ Александр Михайлович Осипов. Благодаря ему выбор своего пути стал окончательным — что ты можешь быть только художником и больше никем».
Художественное образование всегда заточено под академизм — педагоги стараются передавать свои знания и опыт, настоянные на классике. История изобразительного искусства, рисунок, композиция все подается с оглядкой на музейные сокровищницы; это не столько закладка знаний — попытка привить вкус.
«Училище дало, во-первых, образование. А уже потом все остальное — знакомства, связи, общение... Хотя все-таки не так: в училище я встретила Петра — своего будущего супруга; это в большей степени поменяло жизнь. А что до творческой реализации в процессе обучения, то только с четвертого курса ты мог немножко раскрыться, показать свое восприятие мира».
Окончив КХУ, молодая семья решила вернуться в Юргу — брак в своем роде спас от практики распределения молодых специалистов по просторам страны. И сразу начались поиски свободных вакансий, благо художники тогда были востребованы не так, как сейчас — все оформительские работы делались от руки, о дизайне, сварганенном за ночь на компьютере, речи быть, разумеется, не могло. Для Петра соответствующая должность быстро нашлась, Лена же ломала голову над тем, заниматься ли и ей тоже оформительским делом или же пойти преподавать в школу. И тут в ее жизни внезапно нарисовался музей.
«Это отчасти смешная история... Однажды, катаясь на велосипедах по проспекту, мы с Петром проезжали мимо музея детского изобразительного искусства. Стыдно сейчас в этом признаваться, но, пока шла учеба в училище, времени туда ходить особого не было — существовали оторванно от цивилизации. А тут стало интересно — длинное название, красивая вывеска... Петя пошел на разведку, пообщался с Ниной Ивановной Дондерфер, обговорил с ней мою встречу, — получил заочно место под солнцем. На следующий день я пошла туда знакомиться, и в итоге устроилась на работу».
Музей детского изобразительного искусства народов Сибири и Дальнего Востока в те годы тоже только делал свои первые, но отнюдь не робкие шаги — будучи единственным музеем такого формата за Уралом, он сразу оказался в центре внимания. Его сотрудникам тогда было одновременно и легко и тяжело — культура финансировалась не по остаточному принципу, как сейчас, но во многом приходилось становиться новаторами. Музейная педагогика в восьмидесятых лишь набирала обороты и учреждения работали не только в формате выставочных залов — был активизирован мощный образовательный процесс, нацеленный прежде всего на детей, а в Юрге, в силу специфики формата, звезды сошлись вдвойне.
«Любой музей — микрокосмос. А этот, юргинский, как второй дом — там настолько мило и уютно. Нина Ивановна сумела создать очень легкую атмосферу, заполнила своей лучезарной улыбкой все его уголки. Работать с ней было очень интересно — она прекрасная женщина с множеством профессиональных навыков, специалист, поддержка которого многое дала».
Молодому специалисту Елене Платуновой сразу было предложено проявить свои педагогические способности — в музее был учрежден клуб «Палитра», где ученикам младших классов предлагалось поиграть в художников, но не так, как это делается в обычной школе; без оценок, без домашних заданий, без обязательного посещения уроков.
«В музейную библиотеку была получена французская книга по методике преподавания живописи и композиции. И на основе этого труда решили сделать что-то подобное и у нас — чтобы не просто сухо обучать детей, а в виде игровых занятий. То есть, по сути, это стало первым прямым применением моего образования как педагога-живописца. Попробовав, поняла, что не мое — может быть, когда-нибудь, лет через десять, я смогу реализовать свой учительский талант, а сейчас я не готова этим заниматься; это слишком непростой процесс».
Здесь, как мне кажется, Лена немного лукавит. Сейчас уже можно смело говорить о наличии художнической династии Платуновых — дочь Анастасия пошла по стопам родителей, окончив сначала Новосибирское государственное художественное училище, а сегодня слушает курсы в той самой «Репке» — Санкт-Петербургском государственном академическом институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина. В этом смысле педагогическое достижение как никогда огромное — результат не абстрактный в виде чужого ребенка, здесь ты каждый день наблюдаешь не только за успехами своего ученика, но и за его неудачами.
«С узкой точки зрения эта задача, несомненно, выполнена. Она до сих пор по Скайпу со мной советуется. Я не жалею, что Настя выбрала этот путь, все плюсы и минусы жизни художника она смогла оценить с самого детства. Творческий потенциал в каждом человеке огромный — он изначально закладывается. Но у большинства все, увы, разбивается о быт. Не каждый второй, но каждый пятый, как мне кажется, обладая свободным временем, мог бы его раскрыть, — это точно. Настя раскрывает его каждодневно и то, что она сегодня делает, мне пока очень нравится».
Я знаком со многими художников, но далеко немногие из них хотели бы видеть продолжателей своего рода среди коллег — дело не только в том, что от сравнений с предками не избежать. Жизнь любого ремесленника крайне нестабильна по определению, если именно творческая составляющая выбрана основным инструментом зарабатывания средств к существованию. Самыми же страшными и опасными всегда являются провалы и взлеты вдохновения, когда, при его отсутствии, не объяснишь заказчику, почему не укладываешься в отведенные сроки.
«Профессия художника, я склонна говорить именно так, прекрасна сама по себе — если начинаешь что-то делать, то забываешь обо всем, целиком растворяешься в работе, не чувствуешь ни времени, ни пространства. Сама ни разу не пожалела, что выбрала эту профессию, потому что минуты творчества поглощают весь негатив. Даже если работаешь по заказу, в зауженных рамках, — как говорит заказчик, „чтобы все было реально и похоже“, — все равно проталкиваешь что-то свое, реализуешь частицу себя».
Но так уж повелось, что художник становится художником только на выставке — до сих пор, не взирая на сетевую галеристику, действует этот проверенный временем штамп. Тем не менее в родном городе Елену знают в основном коллеги и очень узкий круг ценителей живописи — даже живя в Юрге, она не была постоянным участником множества выставок, которые постоянно проходят в разных учреждениях культуры.
«Мне это не было тогда интересно. Вообще я, наверное, не выставочный человек. Выставляться тоже ведь особый труд, нужно работать от экспозиции к экспозиции, отдать в какой-то мере этому жизнь — перевозить работы, оформлять их, продвигать, себя рекламировать... Такое надо уметь — в том числе и писать, когда совсем не пишется, потому что зритель начинает отслеживать твою творческую судьбу».
Главный страх любого художника — «исписаться», начать повторять себя из работы в работу. Или внезапно обнаружить в готовом полотне уже реализованный кем-то образ — например, открытый мной недавно Дмитрий Ворсин, бесспорно, чертовски талантлив, но без неприятных сравнений с наследием «проклятого испанца с тонкими усами» все равно сложно обойтись. И с самокритикой в этом цеху, как правило, все очень плохо — каждому, кого когда-то интервьюировал, задавал вопрос о понимании собственного места в художественном мире, и каждый отводил себе не последнюю ступень. Сестра не избежала этой участи.
«Сложно сказать. Думаю, все же не хватает знаний — продолжение образования не помешало бы. Некоторые говорят, что художнику даже не стоит учиться, что ты, подчиняя свой талант педагогам, многое в себе теряешь. То есть, что умеешь, то и изливай на холст — этим сторонники заполонившего все и вся наивного искусства сегодня очень грешат. Академизм в знаниях и навыках, на мой взгляд, очень важен, и учиться нужно ровно столько, сколько ты еще можешь. Но, и в этом заключается вся грусть, сейчас такое образование можно получить только в „Репке“; единственное место, где можно чему-то научиться. ...Кто-то может жить выставками, наработав их большое количество, попасть в члены Союза художников — все это не из моей жизни. Были и приглашения поучаствовать в „сборках“, но мне кажется, что работы недостаточно хороши, чтобы я могла их где-то показывать».
Абсолютно так не считаю. Моя сестра из той категории людей, которых, если хочешь добиться от них творческого результата, нужно постоянно пинать. Напоминать, заставлять, провоцировать. За скобками этого разговора она вспомнила братьев Ван Гогов — когда Тео взял на себя весь труд по продвижению работ Винсента на художественный рынок, фактически став его куратором. ...Что я и делаю сейчас.
«Шри-Ланка». | 84х43, х., м., 2009–2010 г., частное собрание.
«Прикосновение весны». | 50х38, ДВП, м., 1999 г., частное собрание.
«Туман. Триптих». | 36х14,5, ДВП, м., 1999 г., собственность автора.
«Модерн». | 90х61, х., м., 1997 г., собственность автора.
«О вечном». | 65х36,5, ДВП, м., темпера, 1999 г., собственность автора.
«Утрата». | 80,5х50, бум., м., 1995 г., частное собрание.
«Натюрморт». | 49х50, ДВП, м., 1999 г., собственность автора.
«24 июня». | 69,5х49, х., м., 1999 г., собственность автора/не для продажи.
«@». | 65x35,5, бум., м., 1997 г., собственность автора/не для продажи.
«Хейла — Боппа». | 65х45 бум., м., 1995 г., собственность автора.
«Опиум». | 28х20, х., ДВП, м., 1999 г., собственность автора.
«Междуреченск. Этюд». | 27,5x22, х., м., 1997 г., собственность автора.
«Солнечная». | 27,5х23, х., м., 1999 г., частное собрание.
«Квартет». | 21х15, бум., темпера, 1998 г., собственность автора.
«Жозефу Ньепсу посвящается». | 42х66,5, х., м., 1999 г., собственность автора.
«Дефолт». | 38х52, ДВП, м., 1999 г., собственность автора/не для продажи.
«Ласточка. Зимняя». | 43х26,5, ДВП, м., 1999 г., частное собрание.
Больше работ автора ищите на Виртузоре.
Прямая речь | И это все о ней
Директор музея детского изобразительного искусства народов Сибири и Дальнего Востока Нина Дондерфер: «Наш музей стал первым местом работы Лены после окончания Кемеровского художественного училища. И здесь же состоялась ее первая персональная выставка — это было уже очень давно.
После той выставки в течение долгого времени мне не приходилось видеть результатов ее творческого труда и, конечно, я оказалась приятно удивлена, когда посмотрела репродукции. Она стала писать в разных жанрах, научилась строить уравновешенные композиции, появилась чистота цвета.
На меня сразу произвела впечатление работа „О вечном“ — своей женской проникновенностью, проявляющейся через утонченность линий и форм, трепетной цветовой гаммой; это полотно, обнажающее суть художника. Прекрасен „Туман“.
Но больше всего меня порадовала ее неуменьшающаяся тяга к экспериментаторству, синтезированию в одном произведении языков разных стилей. Здесь наиболее ярок и выразителен, конечно, „Модерн“.
...За двадцать лет человек подрос, но вместе с безусловными успехами угадывается и недостаток стабильности в работе. Эти произведения показывают мощный потенциал, который в полной мере, увы, не раскрыт. Поэтому я хочу пожелать Лене отбросить лень и заняться творчеством, потому что в ней живет действительно очень яркий художник».
Художник Жанна Федорова: «О, Лена слишком многогранна, чтобы о ней можно было сказать парой предложений.
Ей очень повезло — она не зажата условностями, ненужными рамками, зависимостью от клиентов; у нее настоящая свобода творчества. Лена самодостаточна — и ее работы выполнены на очень высоком профессиональном уровне. И это здорово, потому что она очень творческий человек, у нее огромный талант к живописи, свое удивительное видение реальности. Это позволяет ей одинаково легко работать в разных техниках и жанрах — от монументальной живописи до дизайна интерьеров».
Галерист Олег Новиков: «Подобными творческими экспериментами я и сам занимался давным-давно, но сегодня не вижу эмоциональных посылов что-либо подобное делать. Хотя работы Елены мне очень близки — слишком широк в них спектр стилей и подходов к живописи.
Это просто эксперименты, на мой взгляд, человек ищет себя до сих пор. Хотя видны и вкус, и база, и набитая рука.
Главное в другом — таких людей стало очень мало, но то, что они еще есть, радует, подбадривает на собственные подвиги».
Педагог, художник Ирина Щербинина: «В творчестве Елены Платуновой меня приятно удивляет многоплановость. Мощный профессиональный фундамент, заложенный в художественном училище, позволяет ей свободно работать в разных техниках и жанрах. Добротность исполнения бесспорна. Очень интересны те работы, которые написаны для души, они показывают суть.
У нее есть свой стиль, ее почерк как художника узнаваем, а это говорит о мастерстве, о зрелости. Лена мыслит образами, даже в абстрактных композициях мы не угадываем, а видим конкретность. Она рассказывает зрителям свои истории. Мне импонирует, что Елена смотрит на мир не только с любовью, но и с легкой иронией».
Оригинал записи в LiveJournal
Комментариев нет:
Отправить комментарий