Видимо, только наличием стоп-листов можно объяснить отсутствие в юргинских средствах массовой информации некоторых городских персонажей. Никогда и ни при каких обстоятельствах местные газеты добровольно, бескорыстно и в позитивном ключе не напишут об Александре Леонове и Линуре Валееве, на телеэкранах не появятся Владимир Тютюн и Геннадий Николаенко, да и Сергей Якушев, хоть и народный депутат, тоже нежелательный герой публикаций для юргинских деятелей пера и диктофона.
Вот и Виталия Зелинского не видно на городском горизонте. Он, конечно, жив и здоров, но для медийного поля его последние годы словно не существует. А эта личность, между тем, очень яркая и слишком значимая для этого маленького города — он стал секретарем горкома партии в далеком и небезпроблемном 1989 году, и оказался в итоге последним юргинским партийным боссом. Хотя, не взирая на устраненный в 1991 году городской комитет КПСС, и несмотря на то, что КПРФ фактически объявила себя наследницей самой могущественной из известных миру партий, он за последние почти двадцать лет ни на день не прекратил и руководство и членство в городской организации Коммунистической партии Советского Союза. То есть это пример удивительной стойкости — огромное количество его бывших соратников тогда, как сговорившись, массово отрекались от ранее разделяемых убеждений, а особо экспрессивные даже публично жгли свои партийные билеты.
В 90-х, когда новые руководители старательно вымарывали в грязи все, что было связано со страной Советов, его имя еще было у всех на слуху. Сначала благодаря громкой истории с «Русским Домом Селенга», филиалом которого он на свою голову вызвался руководить. А чуть позже — в 97-м — стал депутатом городского Совета I-го созыва; и первого и единственного собрания народных представителей, которые были действительно ориентированы на работу ради людей. Потом правила игры уже кардинально изменились.
Он напомнил о себе и в прошлом году — вновь баллотировался в городской парламент, но, разумеется, туда не прошел. Просто нынешняя власть указала на место всем, кто не разделяет ее взглядов, тем самым отлично продемонстрировав, что опыт того поколения им больше не нужен.
Несмотря на это, я встретился с Виталием Иосифовичем, застал его в добром расположении духа и засвидетельствовал прекрасное настроение и в меру цветущий вид.
Зелинский | Я никуда не исчез. Ты имеешь в виду, наверное, немного другое — что не видно на публике, не видно в СМИ... Начнем с того, что я с некоторых пор перестал быть депутатом городского Совета, потому что я, скажем так, нежелательный товарищ в этой организации. И в последние выборы меня нагло задробили — избирательные технологии сейчас довольно совершенные, административный ресурс работает, как часы. Причем это делается у всех на глазах, с невинной улыбкой на устах.
Я удивляюсь тому, о чем думает власть, благословляя это. Она заставляет людей публично лгать, в глаза, а последствия этих процессов либо не оценивает, либо не утруждает себя тем, чтобы заглянуть в будущее. На людей, которые вырастут в такой атмосфере, вряд ли можно будет положиться.
Зелинский | Видишь ли, у нас в стране сейчас принято считать, что если человек руководитель, то он уже компетентен, а значит — абсолютно прав. Это, конечно, не всегда так...
Самое главное все же заключается в другом — если бы избиратели могли видеть в списках тех людей, в которых они были бы твердо уверены, если бы знали, что за их интересы потом будут биться, то и пошли бы на выборы. Если бы такой стимул присутствовал, то было бы невозможно применить те технологии, которые сегодня имеются. Но дело еще и в том, что большинство избирателей довольно равнодушно относятся к отправлению своего права на выбор. И те, кто не ходит на голосование, прямым образом сами отдают власти все козыри в руки.
Зелинский | То, что мне мешали встретиться с людьми, на это можно махнуть рукой. Я сам тогда ходил по избирателям — до людей достучаться особой проблемы нет. Но у них нет веры в то, что можно по-честному избраться.
А технология была такая: на территории избирательного участка по моему округу есть два общежития. И известно, что контингент, там проживающий, не ходит голосовать в принципе. И в итоге сидят два члена избирательной комиссии, к ним по очереди подходят молодые люди, предъявляют документ, получают бюллетень за другого человека, и голосуют. То есть на первый взгляд, у всех на глазах происходит нормальный выборный процесс. Но когда мы подошли и попросили проверить паспорт молодого человека, и за кого он получил бюллетень, сразу поднимается пыль по потолка, начинаются крики — «Кто вам дал право?», «Это недопустимо!»
Я был на одном избирательном участке, а тут мне звонят со второго — хотели выставить оттуда моего представителя. Я прихожу, и вижу в числе получающих бюллетени тех же ребят, что недавно голосовали на первом участке — и вот только тогда до меня дошло, как это сегодня делается...
Зелинский | То есть выборы — это такой аттракцион?!
Я пришел в следственный комитет, написал заявление, предложил посмотреть акты комиссии и пройтись с ними по общежитию — поговорить с людьми и узнать, кто голосовал, а кто — нет. Бесполезно. Областная избирательная комиссия не возвращает документы, которые приходят из городов. Причем даже по требованию суда. Вот такая демократия — ничтожная избирательная комиссия выше судебной власти.
Зелинский | К сожалению, да.
Все ведь познается в сравнении. И сейчас, встречая своих старых знакомых, я слышу от них — «Мы же ведь жили при коммунизме». То есть люди, сравнивая сегодняшние условия с теми, в которых они были раньше, только теперь почувствовали разницу. Когда им еще тридцать лет назад рассказывали, чем сегодняшний строй чреват, они эти слова не воспринимали. Они привыкли к тому, что есть установившийся порядок, что все идет своим чередом, но когда столкнулись с тем, что сегодня происходит, у них произошла огромная переоценка ценностей.
Зелинский | Самое интересно, что это волшебное слово тоталитаризм может иметь разные личины. Несколько лет назад я помогал готовить в юргинском институте открытый урок на тему — «Октябрь 1917-го: переворот или революция?» Я отвечал за группу «красных», педагог готовил группу «белых». Принес ребятам литературу с фактами, о существовании которой они даже и не помышляли — так вот, изучив книги, многие стали размышлять над прочитанными фактами всерьез. После этого урока ко мне подошел один студент, он спросил меня — «Вот вы говорили про тоталитаризм, разве можно сравнивать то, что было в советское время, с тем, что есть сегодня?» Конечно, отвечаю ему, обсуждать можно, сравнивать нельзя — если я раньше мог, не имея даже паспорта, оказаться в любом конце нашей державы, то сегодня ты без документов ни на какой вид транспорта не сядешь. Он сделал удивленное лицо. Я объяснил, что раньше в железнодорожной кассе билеты на поезд продавались без паспорта. На это он сказал, что такое невозможно — то есть настолько у человека отложилось в подкорке, что по-другому быть не может, что он даже не верит в то, что раньше это было нормальной практикой.
Зелинский | Для молодежи печально то, что им не с чем сравнивать. Сегодняшние двадцатилетние о тех временах ничего не знают. Сегодня могут сравнивать только седоголовые. Если вслушаться в то, что говорят сегодня в том же ящике, то все сводится к одному — человек должен быть далеким от политики, зачем ему лезть в эту грязь? Хотя политика является грязным или не грязным делом в зависимости от того, какими и чьими руками она делается. Таким образом и получается, что огромное количество людей и не только молодое поколение, аполитичны. Потому что приводятся в пример западные страны, те же США — там рядовой гражданин даже не знает, кто у них глава правительства. И преподносят это как нормальное общество. Я же, как продукт своего времени, считаю, что так могут жить только животные.
Зелинский | Эта активность сейчас есть только на уровне разговоров — на уровне поступков, действий нет ничего.
Хотя все объясняется гораздо глубиннее. У каждого ведь есть своя духовная жизнь — присутствуют идеалы, понятие Родины, представление для чего он живет, каждый думает о цели в жизни. Я вот прекрасно помню свою юность — в школьные годы мы знали руководителей всех государств, знали столицы всех стран. Мы мыслили не только о своей стране, мы знали о том, что происходит в мире — я не возражаю, что знали не так уж и многое, но мы живо этим интересовались. Это помогало человеку формировать свою гражданскую позицию, это способствовало появлению принципов. А корове просто — она пошла на луг, пощипала травку, потом ее должны подоить. И все. Человек же не может так жить. Или по крайней мере не должен.
Зелинский | Это не вопрос, конечно... (Смеется).
Зелинский | Такого рода аналогии могут проводить лишь люди, отдаленно знающие смысл политических процессов как таковых... Хотя, при желании, можно найти параллели. Если брать в расчет, что и КПСС и «Единая Россия» были руководящими партиями, то такие параллели, конечно, имеют право на существование. А если рассматривать уже ближе, то в результате увидишь диаметрально противоположные политические формирования, это небо и земля. Начнем хотя бы с идеологической сути...
Зелинский | О чем я и говорю. Если у коммунистической партии была доктрина, которая способствовала тому, чтобы люди становились совершеннее, всесторонне развивались, были высокоморальными членами своего общества. Если взять основополагающие документы партии, то можно увидеть фактически то же, о чем говорит религия, это напрямую пересекаются с ее догматами. И я вспоминаю покойного отца Владимира (Пачаева — Д.Ш.), который часто любил повторять и упрекал за то, что КПСС украла у них идею, — то есть доходило даже до этого.
Да, многие функционеры КПСС оказались сегодня в рядах этой партии — таких перевертышей много не только в пределах Кузбасса, но и в городе их предостаточно. И коли уж так получается, что в этой структуре оказались люди, сумевшие развернуться на 180 градусов — в идейных и нравственных направлениях, — то чего от них вообще можно ждать? Этим людям мне верить трудно, потому что сегодня они говорят противоположное тому, о чем говорили двадцать лет назад. Мне жалко человека, который наступает на горло собственной песне, это очень трудно с точки зрения психологии.
Зелинский | Не знаю, может быть, я жестко оцениваю, но мне кажется, что это люди, у которых нет нравственного стержня, которым все равно, что они будут делать, лишь бы сытно есть и мягко спать. По-другому этого объяснить не могу. И хотя мне говорят, что «у нас же дети, нам же как-то нужно жить», я это пытаюсь понять. Но я не принимаю того, что они себе позволяют делать, ведь по сути это предательство самого себя.
Зелинский | Да. Пример-то, кстати, очень показательный — там можно проследить, как люди менялись за короткий промежуток времени. Они объясняют это тем, что им нужно выжить, а для этого нужно идти в фарватере той политики, которая есть. Потому что это со временем может дать хорошую работу, например.
Мне, кстати, очень часто задают вопрос, почему не растет наша партийная организация. Большинство людей, работающих на городских предприятиях и разделяющих наши взгляды, они просто опасаются вступать в ряды КПСС, потому что велика вероятность преследования. Мне трудно их в чем-то упрекнуть, потому что сегодня потерять работу — это трагедия. Вот в АТП у нас работает один товарищ, на которого при каждом удобном случае давят за то, что он не скрывает своих убеждений.
Зелинский | В прошлом году у нас было тринадцать человек, в этом — осталось десять. Мы же потихонечку, к сожалению, теряем людей.
Проблема еще в том, что об организации замалчивают сознательно, горожане про нее даже и не знают. Любые попытки донести свою позицию через СМИ ничем не заканчиваются. Одни редакторы говорят прямо — «Ты хочешь, чтобы меня уволили?», а другие под любыми благовидными предлогами избегают возможности нашего проникновения на страницы. В зеркале средств массовой информации сегодня в Юрге есть только «Единая Россия». Нас избегают показывать, а когда на каком-нибудь мероприятии нас увидят, то обязательно постараются преподнести это в неблагожелательном виде.
Зелинский | Естественно, контактируем. Только вот в последнее время, к сожалению, данные контакты почему-то ослабевают. ЛДПР, КПРФ — тишина. О юргинской организации концептуальной партии «Единение» я в последнее время вообще ничего не слышу — похоже, приказали долго жить. Пять-шесть лет назад мы довольно дружно работали сообща — тогда даже предпринимали попытку организовать дискуссионный клуб, который бы рассматривал злободневные городские проблемы. Но дело благополучно заглохло. Несколько лет спустя в Юрге пытались организовать городской клуб избирателей — такой же финал. Я не знаю, почему со временем все общественные институты в Юрге очень быстро начинают чахнуть.
Хотя в свое время мы таким местом считали городской Совет ветеранов, когда там был независимый председатель. Это было пространство, в котором мы могли свободно собраться, и обсудить происходящее в городе. Так вот, когда там председательствовал ныне покойный Василий Михайлович Асанов, он всегда это дело поощрял и активно в процессе участвовал. Потом пришел Стороженков — какое-то время он занимал такую же позицию, а после выборов главы города и горсовета в 1997-м и он немного сменил свою политическую ориентацию. После него же председателем совета уже стал ангажированный человек, которого даже признали «Политиком года». То есть все схвачено, все закручено...
Зелинский | (После долгой паузы). Я к такому обороту не готов по той простой причине, что мне такая мысль даже не приходила в голову. Я даже об этом не задумывался...
Сказать, что чувствую дискомфорт, потому что меня не выбрали и не показывают по телевизору, не могу. Я живу в ладу со своими убеждениями.
Зелинский | (Смеется). Ты меня натолкнул на одну аналогию. Мне в середине 90-х предложили работу в «Русском Доме Селенга». Я сидел тогда без работы, потому что мало кто горел желанием иметь работника с такими взглядами. И вот она наконец появилась, я со временем организовал юргинский филиал этой компании. Впоследствии, когда уже начались судебные слушания, судья мне сказала на слушании — «У вас же высшее экономическое образование, как вы могли не понять, что идете обманывать людей?» А ведь в свое время эта компания получила благословение комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку, председателем которой был господин Чубайс, то есть на федеральном уровне все было грамотно оформлено и все было законно. И в силу того, что я в достаточной мере известный в городе человек, в «РДС» в течение короткого периода времени из-за меня пришло достаточно большое количество людей.
Зелинский | Совершенно верно. У меня в сейфе до сих пор лежат карточки вкладчиков — сейчас же государство выплачивает компенсации жертвам финансовых пирамид.
А почему я привел такую аналогию... Я никогда никого не обманывал. У меня и в мыслях не было, что я могу принести ущерб людям. Я уже в течение многих лет держу эти бумаги, и каждому, кто желает получить эти компенсации, с удовольствием помогаю. Там ведь и мои деньги лежали, деньги родственников, и получили мы их как раз посредством тех самых компенсаций. Мне многие в городе удивленно говорили — «Как же так — сидеть на деньгах, и потерять свои кровные?!» А вот так; уже через полгода после открытия филиала я не мог даже копейку выдать без разрешения кемеровского руководства.
Зелинский | Просто компанию в главном филиале возглавляли бывшие волгоградские инструкторы райкома партии — скажем так, у меня не было особых подозрений. Да и перед тем, как дать свое согласие, я внимательно изучил все учредительные документы, устав, порядок и условия выплаты, познакомился с кемеровским руководством. В вопросе организации работы я был убежден, что все будет на уровне.
Сегодня, конечно же, я бы не стал подобными делами заниматься, опыт уже есть.
Зелинский | За эти годы Юрга деградировала. И дело не только в экономике. Можно понастроить новых домов, возвести фонтан и всех накормить... Просто нет государственной политики как таковой. До девяностых годов были планы, схемы, сегодня этого нет. Для нас она начинается, наверное, лишь с губернатора, но он ее проводит не очень публично... В советское время были съезды КПСС, на которых говорилось о планах на ближайшие годы. Раньше имелась конкретика — оглашалась цель построить, например, завод. Сегодня же высшие чины в стране предпочитают говорить об абстрактных вещах. Вот президент и премьер очень любят порассуждать о национальной идее, о диверсификации экономики, но что этот термин значит для большинства граждан страны? Знают ли они его смысл? Думаю, что нет.
Просто когда государственная политика проводится гласно и ставятся конкретные задачи, людей мобилизовывать на работу проще. Самая главная беда, в том числе и в нашем городе, — это то, что властью не поставлено конкретных задач для себя же самой.
И деградация потому идет духовная. Одной из причин этого является то, что нет свободного обмена мнениями, нет возможности людям просто собраться и обсудить сложившуюся ситуацию.
Зелинский | Знаешь, журналист Юрий Мухин предлагал проект закона, согласно которому предлагалось оценить деятельность народных избранников через четыре года, чтобы народ сказал, стало после них лучше или хуже. Если лучше — всех поощрить. Если хуже — посадить в тюрьму на тот же срок, на который их избирали. И тогда человек, у которого есть идеи по улучшению жизни, будет действительно стараться туда попасть, а тот, кто хочет отсидеться четыре года на теплом месте за народный счет — соответственно нет. Просто сегодня нет ни порядка отзыва депутатов и градоначальников, ни привлечения к ответственности за принимаемые решения — нет ничего. И в итоге сегодня самое страшное, что может произойти в жизни депутата Федерального Собрания и их коллег рангом пониже — это неизбрание на следующий срок.
Зелинский | Ну представь себе: позволят дискуссии, начнут критиковать главу за его какие-то действия, расшатывать ему нервную систему. У него же не хватит нервов, чтобы добросовестно выполнять свой долг перед государством и обществом. Поэтому он считает, что это только мешает.
Ты прав в том, что местные функционеры даже стремятся не дать возникнуть этой волне. И если бы городской Совет был заинтересован в развитии самоуправления, там должны были бы привлекать общественность к обсуждению различных проблем, а не делать того, что они любят — принимать решения на закрытых сессиях, без публичных слушаний.
Зелинский | К сожалению, да. Многие уехали, кто-то замаскировался, кого-то — успокоили, а кто-то пришел к выводу, что благоразумие не в почете. Когда не шумишь, легче жить.
Оригинал записи в LiveJournal
Вот и Виталия Зелинского не видно на городском горизонте. Он, конечно, жив и здоров, но для медийного поля его последние годы словно не существует. А эта личность, между тем, очень яркая и слишком значимая для этого маленького города — он стал секретарем горкома партии в далеком и небезпроблемном 1989 году, и оказался в итоге последним юргинским партийным боссом. Хотя, не взирая на устраненный в 1991 году городской комитет КПСС, и несмотря на то, что КПРФ фактически объявила себя наследницей самой могущественной из известных миру партий, он за последние почти двадцать лет ни на день не прекратил и руководство и членство в городской организации Коммунистической партии Советского Союза. То есть это пример удивительной стойкости — огромное количество его бывших соратников тогда, как сговорившись, массово отрекались от ранее разделяемых убеждений, а особо экспрессивные даже публично жгли свои партийные билеты.
В 90-х, когда новые руководители старательно вымарывали в грязи все, что было связано со страной Советов, его имя еще было у всех на слуху. Сначала благодаря громкой истории с «Русским Домом Селенга», филиалом которого он на свою голову вызвался руководить. А чуть позже — в 97-м — стал депутатом городского Совета I-го созыва; и первого и единственного собрания народных представителей, которые были действительно ориентированы на работу ради людей. Потом правила игры уже кардинально изменились.
Он напомнил о себе и в прошлом году — вновь баллотировался в городской парламент, но, разумеется, туда не прошел. Просто нынешняя власть указала на место всем, кто не разделяет ее взглядов, тем самым отлично продемонстрировав, что опыт того поколения им больше не нужен.
Несмотря на это, я встретился с Виталием Иосифовичем, застал его в добром расположении духа и засвидетельствовал прекрасное настроение и в меру цветущий вид.
Когда не шумишь, легче жить.
Шипилов | Признавайтесь, Виталий Иосифович, куда вы исчезли?
Зелинский | Я никуда не исчез. Ты имеешь в виду, наверное, немного другое — что не видно на публике, не видно в СМИ... Начнем с того, что я с некоторых пор перестал быть депутатом городского Совета, потому что я, скажем так, нежелательный товарищ в этой организации. И в последние выборы меня нагло задробили — избирательные технологии сейчас довольно совершенные, административный ресурс работает, как часы. Причем это делается у всех на глазах, с невинной улыбкой на устах.
Я удивляюсь тому, о чем думает власть, благословляя это. Она заставляет людей публично лгать, в глаза, а последствия этих процессов либо не оценивает, либо не утруждает себя тем, чтобы заглянуть в будущее. На людей, которые вырастут в такой атмосфере, вряд ли можно будет положиться.
Шипилов | Наши руководители, я так полагаю, уже решили, что для них страшнее всего — это люди, которые могут мыслить самостоятельно.
Зелинский | Видишь ли, у нас в стране сейчас принято считать, что если человек руководитель, то он уже компетентен, а значит — абсолютно прав. Это, конечно, не всегда так...
Самое главное все же заключается в другом — если бы избиратели могли видеть в списках тех людей, в которых они были бы твердо уверены, если бы знали, что за их интересы потом будут биться, то и пошли бы на выборы. Если бы такой стимул присутствовал, то было бы невозможно применить те технологии, которые сегодня имеются. Но дело еще и в том, что большинство избирателей довольно равнодушно относятся к отправлению своего права на выбор. И те, кто не ходит на голосование, прямым образом сами отдают власти все козыри в руки.
Шипилов | Вот, смотрите: вбросы бюллетеней год назад были повсеместной практикой, этот процесс даже снимался на видео. Причем в случае с Пожаровым комиссия даже допустила конфуз — вброс был сделан лишь на одном участке, но все заготовленные против него бюллетени были положены в одну урну, в итоге явка там взлетела до космических высот. Или в ситуации с Якушевым — вброшенных бюллетеней в итоге все равно не хватило, чтобы привести в городской Совет кандидата от «Единой России». А какие именно технологии вы прочувствовали на себе?
Зелинский | То, что мне мешали встретиться с людьми, на это можно махнуть рукой. Я сам тогда ходил по избирателям — до людей достучаться особой проблемы нет. Но у них нет веры в то, что можно по-честному избраться.
А технология была такая: на территории избирательного участка по моему округу есть два общежития. И известно, что контингент, там проживающий, не ходит голосовать в принципе. И в итоге сидят два члена избирательной комиссии, к ним по очереди подходят молодые люди, предъявляют документ, получают бюллетень за другого человека, и голосуют. То есть на первый взгляд, у всех на глазах происходит нормальный выборный процесс. Но когда мы подошли и попросили проверить паспорт молодого человека, и за кого он получил бюллетень, сразу поднимается пыль по потолка, начинаются крики — «Кто вам дал право?», «Это недопустимо!»
Я был на одном избирательном участке, а тут мне звонят со второго — хотели выставить оттуда моего представителя. Я прихожу, и вижу в числе получающих бюллетени тех же ребят, что недавно голосовали на первом участке — и вот только тогда до меня дошло, как это сегодня делается...
Шипилов | Эта технология называется «карусель».
Зелинский | То есть выборы — это такой аттракцион?!
Я пришел в следственный комитет, написал заявление, предложил посмотреть акты комиссии и пройтись с ними по общежитию — поговорить с людьми и узнать, кто голосовал, а кто — нет. Бесполезно. Областная избирательная комиссия не возвращает документы, которые приходят из городов. Причем даже по требованию суда. Вот такая демократия — ничтожная избирательная комиссия выше судебной власти.
Шипилов | Просто для сегодняшней власти любой более-менее приличный человек сразу по определению оппозиционер, оттого и такие методы.
Зелинский | К сожалению, да.
Все ведь познается в сравнении. И сейчас, встречая своих старых знакомых, я слышу от них — «Мы же ведь жили при коммунизме». То есть люди, сравнивая сегодняшние условия с теми, в которых они были раньше, только теперь почувствовали разницу. Когда им еще тридцать лет назад рассказывали, чем сегодняшний строй чреват, они эти слова не воспринимали. Они привыкли к тому, что есть установившийся порядок, что все идет своим чередом, но когда столкнулись с тем, что сегодня происходит, у них произошла огромная переоценка ценностей.
Шипилов | А удивляться нечему. Демократические свободы закончились в современной России как раз с уходом Ельцина. Удивляет, конечно, другое — то, что спираль истории слишком быстро сжалась, и тоталитаризм вернулся в более извращенной форме.
Зелинский | Самое интересно, что это волшебное слово тоталитаризм может иметь разные личины. Несколько лет назад я помогал готовить в юргинском институте открытый урок на тему — «Октябрь 1917-го: переворот или революция?» Я отвечал за группу «красных», педагог готовил группу «белых». Принес ребятам литературу с фактами, о существовании которой они даже и не помышляли — так вот, изучив книги, многие стали размышлять над прочитанными фактами всерьез. После этого урока ко мне подошел один студент, он спросил меня — «Вот вы говорили про тоталитаризм, разве можно сравнивать то, что было в советское время, с тем, что есть сегодня?» Конечно, отвечаю ему, обсуждать можно, сравнивать нельзя — если я раньше мог, не имея даже паспорта, оказаться в любом конце нашей державы, то сегодня ты без документов ни на какой вид транспорта не сядешь. Он сделал удивленное лицо. Я объяснил, что раньше в железнодорожной кассе билеты на поезд продавались без паспорта. На это он сказал, что такое невозможно — то есть настолько у человека отложилось в подкорке, что по-другому быть не может, что он даже не верит в то, что раньше это было нормальной практикой.
Шипилов | Зазомбированность сегодняшней молодежи имеет место быть.
Зелинский | Для молодежи печально то, что им не с чем сравнивать. Сегодняшние двадцатилетние о тех временах ничего не знают. Сегодня могут сравнивать только седоголовые. Если вслушаться в то, что говорят сегодня в том же ящике, то все сводится к одному — человек должен быть далеким от политики, зачем ему лезть в эту грязь? Хотя политика является грязным или не грязным делом в зависимости от того, какими и чьими руками она делается. Таким образом и получается, что огромное количество людей и не только молодое поколение, аполитичны. Потому что приводятся в пример западные страны, те же США — там рядовой гражданин даже не знает, кто у них глава правительства. И преподносят это как нормальное общество. Я же, как продукт своего времени, считаю, что так могут жить только животные.
Шипилов | Я бы здесь немного с вами поспорил. Люди начинают интересоваться политическими процессами в определенные исторические моменты — например, как сейчас, когда критическая масса общественного недовольства уже почти готова выплеснуться через край. И кризис, кстати, частично это спровоцировал.
Зелинский | Эта активность сейчас есть только на уровне разговоров — на уровне поступков, действий нет ничего.
Хотя все объясняется гораздо глубиннее. У каждого ведь есть своя духовная жизнь — присутствуют идеалы, понятие Родины, представление для чего он живет, каждый думает о цели в жизни. Я вот прекрасно помню свою юность — в школьные годы мы знали руководителей всех государств, знали столицы всех стран. Мы мыслили не только о своей стране, мы знали о том, что происходит в мире — я не возражаю, что знали не так уж и многое, но мы живо этим интересовались. Это помогало человеку формировать свою гражданскую позицию, это способствовало появлению принципов. А корове просто — она пошла на луг, пощипала травку, потом ее должны подоить. И все. Человек же не может так жить. Или по крайней мере не должен.
Шипилов | Тем не менее сейчас все отлично знают, кто у нас премьер-министр.
Зелинский | Это не вопрос, конечно... (Смеется).
Шипилов | В последнее время журналисты проводят множество аналогий между «Единой Россией» и КПСС — пытаются сравнивать форматы, искать различия и общие черты. И вопрос о наличии этих соответствий вам, как секретарю городской организации КПСС, будет задан, что называется, по адресу.
Зелинский | Такого рода аналогии могут проводить лишь люди, отдаленно знающие смысл политических процессов как таковых... Хотя, при желании, можно найти параллели. Если брать в расчет, что и КПСС и «Единая Россия» были руководящими партиями, то такие параллели, конечно, имеют право на существование. А если рассматривать уже ближе, то в результате увидишь диаметрально противоположные политические формирования, это небо и земля. Начнем хотя бы с идеологической сути...
Шипилов | Что-то я не заметил хотя бы какой-нибудь идеологии у «Единой России».
Зелинский | О чем я и говорю. Если у коммунистической партии была доктрина, которая способствовала тому, чтобы люди становились совершеннее, всесторонне развивались, были высокоморальными членами своего общества. Если взять основополагающие документы партии, то можно увидеть фактически то же, о чем говорит религия, это напрямую пересекаются с ее догматами. И я вспоминаю покойного отца Владимира (Пачаева — Д.Ш.), который часто любил повторять и упрекал за то, что КПСС украла у них идею, — то есть доходило даже до этого.
Да, многие функционеры КПСС оказались сегодня в рядах этой партии — таких перевертышей много не только в пределах Кузбасса, но и в городе их предостаточно. И коли уж так получается, что в этой структуре оказались люди, сумевшие развернуться на 180 градусов — в идейных и нравственных направлениях, — то чего от них вообще можно ждать? Этим людям мне верить трудно, потому что сегодня они говорят противоположное тому, о чем говорили двадцать лет назад. Мне жалко человека, который наступает на горло собственной песне, это очень трудно с точки зрения психологии.
Шипилов | Ну, мотивация у большинства была даже слишком простая — очень хочется кушать.
Зелинский | Не знаю, может быть, я жестко оцениваю, но мне кажется, что это люди, у которых нет нравственного стержня, которым все равно, что они будут делать, лишь бы сытно есть и мягко спать. По-другому этого объяснить не могу. И хотя мне говорят, что «у нас же дети, нам же как-то нужно жить», я это пытаюсь понять. Но я не принимаю того, что они себе позволяют делать, ведь по сути это предательство самого себя.
Шипилов | Если брать в качестве примера городской Совет, то такая смена ролей показывает еще и банальный карьеризм.
Зелинский | Да. Пример-то, кстати, очень показательный — там можно проследить, как люди менялись за короткий промежуток времени. Они объясняют это тем, что им нужно выжить, а для этого нужно идти в фарватере той политики, которая есть. Потому что это со временем может дать хорошую работу, например.
Мне, кстати, очень часто задают вопрос, почему не растет наша партийная организация. Большинство людей, работающих на городских предприятиях и разделяющих наши взгляды, они просто опасаются вступать в ряды КПСС, потому что велика вероятность преследования. Мне трудно их в чем-то упрекнуть, потому что сегодня потерять работу — это трагедия. Вот в АТП у нас работает один товарищ, на которого при каждом удобном случае давят за то, что он не скрывает своих убеждений.
Шипилов | И каков партийный актив на сегодня?
Зелинский | В прошлом году у нас было тринадцать человек, в этом — осталось десять. Мы же потихонечку, к сожалению, теряем людей.
Проблема еще в том, что об организации замалчивают сознательно, горожане про нее даже и не знают. Любые попытки донести свою позицию через СМИ ничем не заканчиваются. Одни редакторы говорят прямо — «Ты хочешь, чтобы меня уволили?», а другие под любыми благовидными предлогами избегают возможности нашего проникновения на страницы. В зеркале средств массовой информации сегодня в Юрге есть только «Единая Россия». Нас избегают показывать, а когда на каком-нибудь мероприятии нас увидят, то обязательно постараются преподнести это в неблагожелательном виде.
Шипилов | В Юрге есть представительства практически всех политических партий, которые как раз и идут мимо того фарватера. Вы между собой как-нибудь контактируете?
Зелинский | Естественно, контактируем. Только вот в последнее время, к сожалению, данные контакты почему-то ослабевают. ЛДПР, КПРФ — тишина. О юргинской организации концептуальной партии «Единение» я в последнее время вообще ничего не слышу — похоже, приказали долго жить. Пять-шесть лет назад мы довольно дружно работали сообща — тогда даже предпринимали попытку организовать дискуссионный клуб, который бы рассматривал злободневные городские проблемы. Но дело благополучно заглохло. Несколько лет спустя в Юрге пытались организовать городской клуб избирателей — такой же финал. Я не знаю, почему со временем все общественные институты в Юрге очень быстро начинают чахнуть.
Хотя в свое время мы таким местом считали городской Совет ветеранов, когда там был независимый председатель. Это было пространство, в котором мы могли свободно собраться, и обсудить происходящее в городе. Так вот, когда там председательствовал ныне покойный Василий Михайлович Асанов, он всегда это дело поощрял и активно в процессе участвовал. Потом пришел Стороженков — какое-то время он занимал такую же позицию, а после выборов главы города и горсовета в 1997-м и он немного сменил свою политическую ориентацию. После него же председателем совета уже стал ангажированный человек, которого даже признали «Политиком года». То есть все схвачено, все закручено...
Шипилов | Я позволю сейчас себе одну маленькую дерзость. Огромному количеству ваших бывших единомышленников ничто не помешало принять другую партийную веру, и стать впоследствии и депутатами горсовета, и подняться карьерно. Вот вступили бы год назад в «Единую Россию», и был бы у вас на лацкане сейчас депутатский значок.
Зелинский | (После долгой паузы). Я к такому обороту не готов по той простой причине, что мне такая мысль даже не приходила в голову. Я даже об этом не задумывался...
Сказать, что чувствую дискомфорт, потому что меня не выбрали и не показывают по телевизору, не могу. Я живу в ладу со своими убеждениями.
Шипилов | Для «Единой России» это была бы очень важная победа в городе. Но они пока предпочитают покупать души оптом, загоняя в партию целыми муниципальными учреждениями.
Зелинский | (Смеется). Ты меня натолкнул на одну аналогию. Мне в середине 90-х предложили работу в «Русском Доме Селенга». Я сидел тогда без работы, потому что мало кто горел желанием иметь работника с такими взглядами. И вот она наконец появилась, я со временем организовал юргинский филиал этой компании. Впоследствии, когда уже начались судебные слушания, судья мне сказала на слушании — «У вас же высшее экономическое образование, как вы могли не понять, что идете обманывать людей?» А ведь в свое время эта компания получила благословение комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку, председателем которой был господин Чубайс, то есть на федеральном уровне все было грамотно оформлено и все было законно. И в силу того, что я в достаточной мере известный в городе человек, в «РДС» в течение короткого периода времени из-за меня пришло достаточно большое количество людей.
Шипилов | Тем не менее тогда никто и поверить не мог, что вся структура может в одночасье рухнуть.
Зелинский | Совершенно верно. У меня в сейфе до сих пор лежат карточки вкладчиков — сейчас же государство выплачивает компенсации жертвам финансовых пирамид.
А почему я привел такую аналогию... Я никогда никого не обманывал. У меня и в мыслях не было, что я могу принести ущерб людям. Я уже в течение многих лет держу эти бумаги, и каждому, кто желает получить эти компенсации, с удовольствием помогаю. Там ведь и мои деньги лежали, деньги родственников, и получили мы их как раз посредством тех самых компенсаций. Мне многие в городе удивленно говорили — «Как же так — сидеть на деньгах, и потерять свои кровные?!» А вот так; уже через полгода после открытия филиала я не мог даже копейку выдать без разрешения кемеровского руководства.
Шипилов | Меня, кстати, немного удивило тогда то, что именно вы открыли здесь филиал этой организации. Скажем так, идеологическое несоответствие проявилось налицо.
Зелинский | Просто компанию в главном филиале возглавляли бывшие волгоградские инструкторы райкома партии — скажем так, у меня не было особых подозрений. Да и перед тем, как дать свое согласие, я внимательно изучил все учредительные документы, устав, порядок и условия выплаты, познакомился с кемеровским руководством. В вопросе организации работы я был убежден, что все будет на уровне.
Сегодня, конечно же, я бы не стал подобными делами заниматься, опыт уже есть.
Шипилов | За эти пятнадцать лет не только Юрга, но и страна кардинально поменялись.
Зелинский | За эти годы Юрга деградировала. И дело не только в экономике. Можно понастроить новых домов, возвести фонтан и всех накормить... Просто нет государственной политики как таковой. До девяностых годов были планы, схемы, сегодня этого нет. Для нас она начинается, наверное, лишь с губернатора, но он ее проводит не очень публично... В советское время были съезды КПСС, на которых говорилось о планах на ближайшие годы. Раньше имелась конкретика — оглашалась цель построить, например, завод. Сегодня же высшие чины в стране предпочитают говорить об абстрактных вещах. Вот президент и премьер очень любят порассуждать о национальной идее, о диверсификации экономики, но что этот термин значит для большинства граждан страны? Знают ли они его смысл? Думаю, что нет.
Просто когда государственная политика проводится гласно и ставятся конкретные задачи, людей мобилизовывать на работу проще. Самая главная беда, в том числе и в нашем городе, — это то, что властью не поставлено конкретных задач для себя же самой.
И деградация потому идет духовная. Одной из причин этого является то, что нет свободного обмена мнениями, нет возможности людям просто собраться и обсудить сложившуюся ситуацию.
Шипилов | Но если появятся задачи, возникнет и ответственность. А если возникнет публичность, то появится и контроль.
Зелинский | Знаешь, журналист Юрий Мухин предлагал проект закона, согласно которому предлагалось оценить деятельность народных избранников через четыре года, чтобы народ сказал, стало после них лучше или хуже. Если лучше — всех поощрить. Если хуже — посадить в тюрьму на тот же срок, на который их избирали. И тогда человек, у которого есть идеи по улучшению жизни, будет действительно стараться туда попасть, а тот, кто хочет отсидеться четыре года на теплом месте за народный счет — соответственно нет. Просто сегодня нет ни порядка отзыва депутатов и градоначальников, ни привлечения к ответственности за принимаемые решения — нет ничего. И в итоге сегодня самое страшное, что может произойти в жизни депутата Федерального Собрания и их коллег рангом пониже — это неизбрание на следующий срок.
Шипилов | Отсюда и тотальное лицемерие власти перед своими нанимателями.
Зелинский | Ну представь себе: позволят дискуссии, начнут критиковать главу за его какие-то действия, расшатывать ему нервную систему. У него же не хватит нервов, чтобы добросовестно выполнять свой долг перед государством и обществом. Поэтому он считает, что это только мешает.
Ты прав в том, что местные функционеры даже стремятся не дать возникнуть этой волне. И если бы городской Совет был заинтересован в развитии самоуправления, там должны были бы привлекать общественность к обсуждению различных проблем, а не делать того, что они любят — принимать решения на закрытых сессиях, без публичных слушаний.
Шипилов | Проблема, как мне кажется, заключается радикально в другом — просто сильных личностей как таковых в городе уже почти не осталось.
Зелинский | К сожалению, да. Многие уехали, кто-то замаскировался, кого-то — успокоили, а кто-то пришел к выводу, что благоразумие не в почете. Когда не шумишь, легче жить.
Оригинал записи в LiveJournal
Комментариев нет:
Отправить комментарий